WANDERUNG

в соответствии названию эпизода, «пятница масок», и преимущественному разворачиванию событий – ночь и туман за небольшим исключением – главное, что случается здесь – это ложь во всех ее многоликих проявлениях. лгут скрыто и в открытую, по поводу и без повода. а если не лгут, то отмалчиваются, а если не отмалчиваются – то скрываются. поскольку эта линия тянется уже с первой серии, скрытые мотивы отдельных персонажей многократно подчеркивались, невозможно растягивать это до бесконечности. и пусть середина сериала еще не достигнута, логика повествования требует, чтобы случилось напряженное событие, которое активизирует механизм дальнейших изменений в этом застоявшемся лимбе. оно так и происходит: таинственный пропавший рюкзак убитой внезапно материализуется – для того, чтобы практически тут же исчезнуть.

морской туман настолько же эффективно разъедает поверхности и внутренности, как и дубит кожу и нервы. за редким исключением здесь ни у кого нет истерических припадков – всё находится под поверхностью, глубоко скрыто и зарыто, как тёплые, так и прочие чувства. но когда они начинают вырываться – спокойно, размеренно, с неожиданным всплеском – или со звуком выстрела – этому не удивляешься. точно так же, как персонаж настойчиво пытался скрыть свою тайну, так же стремительно она оказывается достоянием всего посёлка, не только потому, что, как по выражению детектива, здесь не полицейский участок, а настоящий дуршлаг, но и потому, что накопленные за сто лет тайны уже неспособны удержаться на привязи. так же, как на привязи никто не держит свои чувства и они становятся главным источником всего происходящего кошмара. до сих пор никто так и не заговорил о «серебре», хотя его подспудное присутствие ощущается: все совершаемые поступки – исключительно в пылу страсти или от невозможности эту страсть как-то направить (вот если кто и соберется это сделать – так обязательно это должно происходить на кладбище и аккурат во время похорон).

всё – дико красиво и дико жутко, точно так же – без прелюдий и долгих кружений: стремительно, эффективно, одним ударом. выверенный колорит только подчёркивает этот «латинский нуар», заставляя его, условно говоря, дрожать от скандинавского холода и обливаться потом от средиземноморского пыла.

в любом уважающем себя детективном сериале обязательно – особенно если телеистория имеет тенденцию к тому, чтобы переходит в следующий сезон и дальше еще в следующий – главный герой должен почувствовать себя в роли подозреваемого: ему либо что-то «шьют», либо подставляют, либо – это какое-то фатальное стечение обстоятельств, но это всё равно должно происходить. как происходит здесь – но в отличие от многих аналогичных ситуаций, такая линия разворачивается не ближе к концу сезона, а аккурат в его середине. имея линию из шести эпизодов, заметно, что в них работает не только механизм поочередной разработки разных историй, устроенных по одной модели, но есть еще и некоторые комбинации, как то, например, было три подряд истории, связанные со школой и университетом. здесь же – в шестой серии – имеет место одна линия, начавшаяся за два эпизода до этого, а именно, с эскорт-девицей тамарой, которая в этом эпизоде появляется уже не как сторона, предоставляющая услуги, а – как объект, представляющий собой жертву, вследствие чего профессор становится одним из круга подозреваемых.

уже чуть раньше было видно, что в юмористические комедийные нотки каждой истории вплетается драматизм; здесь – он начинает перевешивать и упреждать то, к чему можно было бы относиться с сарказмом и чёрной иронией. герой сдерживает несколько свои порывы, полностью погружаясь в расследование и заодно извлекая собственных демонов прошлого, с которыми не то что-то не в порядке – не то – как раз наоборот, они находятся именно там, где должны. лиризм и драматизм эпизода хорошо сочетаются, а мрачноватость, с которой выстраивается сюжет не идет кардинально вразрез с предыдущей линией повествования, лишь подтверждая до того произнесенный профессором тезис: полностью оптимистичными могут быть только умственно неполноценные люди.

второй эпизод будет даже послабее первого, как если бы режиссёр поставил задачу 40 минут экранного времени занять рефлексированием произошедшего и возможными перспективами дальнейшего развития. цель вполне понятна: когда имеется престарелый капитан пикар, нужно каким-то образом заставить его выйти в открытый космос, иначе не будет возможности оправдать появление сериала в целом. разговоры, обследования, препирательства, фантазии и сомнения – всё, что полагается для среднестатистического повествования в фантастическом локусе, финал которого, собственно, предрешен. никто не сомневается, что «телесные древности» таки будут выведены за орбиту и там произойдет нечто из ряда вон выходящее.

сериал, развивающий в течение стандартных 8 – 10 эпизодов одну историю, всегда обречен на опасность занудствования и погружения в детали, которые угрожают погрести его под собой. старые сезоны «стар трека» всегда строились более-менее по процедуральному принципу, который позволял не слишком углубляться в одну историю, работая больше по «накопительному принципу». с нынешней тенденцией один сезон сериала – одна история такие механизмы не работают, поскольку и сюжет, и драматургия просто не могут поглотить все особенности того, как иначе строится и разворачивается пространство. некоторые – улавливают тенденцию и делают напряжение, колеблющееся от серии к серии, постепенно растягивая не только один компонент истории, а всю структуру. здесь же (не в последнюю очередь благодаря / из-за жанра) вся история уже написана до того момента, как успела состояться, хоть герой как бы этого еще не знает. это – более формат стримингового сервиса, когда все эпизоды появляются одновременно, когда время, которое ты можешь выделить на просмотр, является единственным решающим критерием. но растягивание истории на частоту раз в неделю – на пользу старым механизмам формирования повествования это никак не идет, поэтому основное чувство – это ощущение тоски от увиденного.

несмотря на то, что картина – вроде бы экранизация игры (фирма-разработчик благоразумно открестилась от сего творения еще на этапе сьемок и раскрутки), а общий сюжет не оставляет сомнений по поводу того, что за образец взяты «чужие», память выталкивает на поверхность никак не творение кэмерона, а – даррела рудта, а именно «дракулу 3000», самое бредовое творение, что в смысле адаптации брэма стокера к космическому пространству, то – в смысле участия каспера ван дина и удо кира (впрочем, от этих двух ожидать, что они будут сниматься в чем-то вменяемом вообще очень сложно) в нём.

дикая фантазия режиссёра соединила исследовательскую станцию на фобосе с нахождением некоего космического артефакта с квазишумерскими надписями, а идею телепортации через космос – с нашествием зомби, всё – в пределах той самой искомой космической станции, на которую прибывает корабль с космическими десантниками, после чего бортовой компьютер переживает некое «бешенство матки» (интересно, что 99% всех бортовых компьютеров на космических кораблях имеют женскую идентичность и большие психологические проблемы; в данном случае – так должно было случиться, потому что ну как спокойно может жить компьютер, если его зовут «дэйзи»?), а портал выбрасывает в разные стороны из измерения в измерение то людей, то демонов, то зомби, то вообще непонятно что. нормальное оружие сменяется какими-то плазменными скорострелами, а унылые коридоры – еще более унылыми залами. смотреть это можно, конечно, без истерики – но с истерикой лучше, так есть шанс не замечать всеобщего убожества. всё – мрачно, в смысле – уныло, у.г. здесь победно марширует через все сцены.

короткометражная лента, которой на данный момент уже не много – ни мало 17 лет, длится ненамного больше, 25 минут, но за это время режиссер с оператором-японцем и художником с совершенно невероятной фантазией умудряются рассказать вроде бы знакомую, но при этом – совершенно неизвестную сказку. в которой есть и девица, и бабушка, и волк (охотников нет – но и ладно, без них можно обойтись) – вот только соединяются они в такую немыслимую комбинацию, что оторопь берет.

когда-то королева, родив уродливого-преуродливого сыночка, спрятала его в лесу, где из него выросло немыслимое чудовище, питавшееся многочисленными красными шапочками, появлявшимися из атомной боеголовки, потревожившей спокойствие леса-сада под названием фокус-покус. благополучно попитавшись всеми красными шапочками, урод-сынок не смог съесть одну – которая его и укокошила. до этого он, правда, успел поэкспериментировать на девице, из-за чего она лишилась природной гибкости ножек, на которых так любила танцевать – и которые, даже будучи глубокой старушенцией, хотела вернуть, предаваясь фантазиям о танцах в своем подземелье.. и надо ж было волку выволочь на свет самую последнюю красную шапочку – ведьма увидала ее, захотела получить ее ножки – но получила волчью утробу, а волк с девой практически слились в эротическом экстазе – вот только натуру не обдуришь – сожрал он и эту..

убийственная сила страсти: сколько бы не было красот и лепот, сколько бы не произрастало цветочков и сколько бы ни любоваться нежной шейкой, бездонными глазками, прекрасными локонами, распевая возвышенные песенки – рано или поздно наружу полезут клыки и когти и предмет страсти станет «трапезой». нет никакой альтернативы: что бабулька-ведьма, что волк – это одна жадная до мяса и крови натура, постоянно находящаяся в состоянии охоты на ближнего своего. как ни была бы обманчива природа вокруг – за картинными лужайками с романтичными цветиками – всегда найдется устрашающий механизм, который станет оружием против  движущегося объекта, будь то девица или кролик – а если и то, и другое – никто не против. выпустить кровь, отрезать ножки, употребить в качестве каплуна на обед – на все сгодится.

танцы, напоминающие поединки – и наоборот; фантасмагория запчастей и кусков плоти, слепленных в одну устрашающую «обратку» человеческой души, поблескивающую металлом и стеклом бесчеловечность; уничтожающая ирония, лишающая иллюзий по поводу того, что в мире возможно добро и какие-то проявления гуманности. всё это – через фантасмагорию образов, действий, поступков, смеси танцев, музыки, мельтешения и коловращения удивительно многообразных персонажей. блестящий фильм!

как ни странно уже для меня получать удовольствие от неазиатского кино, такое все-таки произошло во время просмотра этой картины. и даже не столько потому, что я люблю смотреть на летицию касту на экране (она меня уже давно убедила в том, что прекрасная актриса: «лица» цай мин ляна достаточное тому свидетельство), сколько из-за удивительного качества самого фильма. в нем можно найти своеобразные отголоски и романа клода сеньоля «меченая», и фильма «убежище», и даже какие-то параллели (понятно, что воображаемые) с клипами cocorosie. но самое главное – это совершенно не похоже ни на экранизации «поворота винта», ни на «других» с николь кидман. это – другое, иное, противоположное, отличное (пусть даже летиция каста в этом фильме напоминает вирджинию вульф в «часах» в исполнении той же самой кидман), вызывающе восхищение своим неторопливым строем и поразительной правдоподобностью.

наало 20-х годов прошлого века, если быть точным – 1922 имеется в виду. молодая писательница сюзанна по желанию своего издателя откомандирована в отдаленную от парижа глушь, чтобы написать свой очередной роман. а в первую очередь – для того, чтобы очистить голову, пережить, смириться с ее главное жизненной потерей – шестилетней дочерью, умершей от «испанки». дело – вскоре после первой мировой войны, в глубинке – то же нравы, что на протяжении десятилетий и столетий до того: консерватизм, церковь, унылые платья женщин и чепцы с шалями, черные широкополые шляпы мужчин, все побеждающая и поглощающая природа, древние стены, молчащие и поглощающие крики.

сюзанна оказывается одна со своим котом в пустом доме, в котором едва может на печатной машинке напечатать – даже не заголовок – просто строку о том, что это – ее роман. хозяин лавочки и по совместительству – местный голова, естественно, западает на эту городскую «штучку», хотя она своим отстраненным и «неженским» видом способна, наверное, отпугнуть всех. горе потери обволакивает ее, и единственное, в чем она может найти утешение – это «зеленая фея» с несколькими каплями опиумной настойки. да разве что еще – маленькая валентина, которую она учит читать-писать на, так сказать, общественных началах.

однажды в поисках куда-то запропастившегося кота, сюзанна оказывается в подвале, где находит еще один подвал, до того практически скрытый за более новой кирпичной кладкой. вырубленное в скальной породе помещение скрывает какие-то таинственные переходы, удивительно тихое и глухое место, спокойствие которого нарушает только разверстая пасть древнего колодца – из которого ничто не вылезает. со своей пишущей машинкой сюзанна практически селится там – и текст идет, подчиняет ее себе, нарушая спокойствие и сон – и принося немалое вдохновение ее издателю, радующему тому, что она наконец-то начала писать что-то – да еще настолько отличающееся от традиционных любовных историй, до того выходивших из-под ее пера. 

а жизнь сюзанны превращается в кошмар: маленькая валентина пропадает, местное население смотрит на нее искоса; воображение мучит призрак умершей дочери и вина за то, что она оставила ее умирать одну, не была с ней все время; среди свиней начинается мор; вскорости пропадает еще одна девочка – на этот раз дочка местного старосты, обстановка становится еще более инфернальной. вокруг сюзанны – либо призраки, либо мужчины, наводящие ужас или же настолько отстраненные, что с ними- не более, чем в одиночестве. и все движется к драматической развязке. 

на весь фильм – два спецэффекта, своей искусственностью не старающиеся подражать жизни. в остальном – это чистейшая имитация эпохи: от наручных часов сюзанны и печатной машинки «корона» - до зданий, улиц, утвари, мебели – все «натюрель» или же до такой степени мастерское подобие, что сомнений не возникает ни единого раза. посреди этого – колоритные типажи, а между ними – героиня касты, без красок, без макияжа, без прически, терзаемая видениями и раздвоением личности, причем игра этого – на молчании, на взглядах, на минималистичных движениях рук и мимики. восхитительно смоделированная ситуация замершего времени и тишины, такого же колодца безумия, болезни, отчаяния и угрызений совести, более сильных, чем сама жизнь.