WANDERUNG

несмотря на то, что пятый эпизод – это середина и пик истории, «апогея» здесь не случается, более всего это похоже на прелюдию к нему, хотя вступительные титры (несколько отодвинутые с начала по сравнению с предыдущими сериями) уже движутся к более активным действиям: начинаясь с танцев дух дев под крестом, они, через расстёгивание весьма скромных ночнушек и небрежное с ними обращение, переходят к тверку, с введением затем спортивных элементов. эпизода завершается парной сценой, в которой в «ночных дискотечных бдениях» принимают участие не только монахини, но и монахи-францисканцы. история и время требуют активности – она видна во всём, и в решительности действий по поводу определения собственной судьбы, которые предпринимает эстер, и в расстреле паломников в лурде, с которого начинается сюжет в этом эпизоде, и в той динамике, которая начинается в организме находящегося в коме папы пия.

хотя больше всего в этой серии – разговоров об однополых браках и искусстве. поэтому всё, что тут ни происходит – это действительно прелюдия к дальнейшему. собственно, именно с этого серия фактически и начинается: после уже являвшегося к папе мэрилина мэнсона – шэрон стоун. обыгрывание и ирония по поводу «основного инстинкта» не так интересны, как чисто визуальное решение – папа в белом, дама – в чёрном, ее туфли – чёрные с красной подошвой. его – красные с чёрной. игра в цветовое отражение – параллельна игре с двумя книжными шкафами на заднем плане. на фоне одного (за папой) стоят священники, за шэрон стоун – только книги. и разговор о высоте ай-кью и искусстве, которое – тоже преходяще, но живёт всё-таки подольше. серия изящна, она позволяет себе заигрывать с «эдвардом іі» джармена, оставаясь при этом ироничной и изящно выстроенной. очень, можно сказать, даже весёлой, пусть поводов для радости не так и много. хотя – есть: вздохи и стоны папы в коме отражаются в ожидании будущего ребенка, которого понесла одна из монахинь.

если все дальнейшие эпизоды будут открываться таким образом, каким работает связка из первой и второй серий, то к девятой зрителя ожидает неслабецкая дискотека «дщерей христовых»: где-то посредине того, где монашки пускаются в пляс в предыдущем эпизоде, во втором начинаются титры, работая в духе «неонового демона»: замедленные полуэротические пляски в мерцании перетекающих огней холодных оттенков. сцена-перефраз одновременно клипа милен фармер и кайли миноуг хорошо сочетается с тем, что всплывает в качестве оси второго эпизода, упомянутое сэром джоном брэнноксом, которого прочат на нового папу: главное – отделение «физиологии» церкви от ее «патологии». сие есть – понятие его «срединного пути».

с чем-чем, а со «срединностью» в этом эпизоде дела более чем многообразны. визуальная сторона эпизода вовсю работает с двоичностью, зрекальностью, отражения ми, половинением образов и заменой некоторых куском вроде бы не полагающимися (как, например, сцена с мастурбацией мужа софии дюбуа, ватиканской маркетологини; этой же сцене соответствует зеркальная с самой софией в имении сэра брэннокса). одинокое раскидистое дерево последи пустого двора, разделенный на две части осенний английский сад, пара престарелых родителей брэннокса в кислородных масках, инвалидных колясках, опутанных трубками, двое слуг перед входом в особняк, у каждого в руках – «пачка» собачьих поводков, а из парадных дверей выходит дворецкий с еще одним псом. дверь между спальнями кардинала гутьереса и кардинала ассенте как граница миров искуса и чистоты (очень иронически обыгранная граница). симметрия и ее нарушение. гармония и ее попрание в надежде на оживление заведомо мёртвого пространства. разговоры о «фарфоровости» сэра брэннокса – и фарфорового «бисквитного» цвета его костюм в следующей сцене.

и да, «срединный путь» и многократное упоминание джона генри ньюмена, духовного отца и наставника будущего (вопрос практически уже решен) папы – достаточно иронично, учитывая, как сам ньюмен оценивал римский католицизм, как политеистический и идолопоклоннический, после чего форменно бежал в англию. правда, он тогда был еще англиканцем и ему было еще лет пятнадцать до того, чтобы перейти в католицизм и стать одним из его интеллектуальных столпов, с даром, сравнимым с юмором теккерея и диккенса. малкович в роли брэннокса – больше, конечно, дэнди и слепок с весьма язвительно представленного доктора фрейда, но именно это и было нужно для разительного контраста с «диким дикарём», скоропостижно скончавшимся франциском ii. ну, надо с нетерпением ожидать следующих эпизодов.

уже за одну «прелюдию» к первому эпизоду сериалу надо было выписать весь возможный респект – не за дивную про своей двусмысленности начальную сцену «блюдения плоти» находящегося в коме папы пия xiii (как уход за плотью его болезного папейшества есть почтение к телу церкви, так «блюдение своего тела» медсестрой монашкой есть параллель к «своя рука владыка», так сказать), а за вступительные титры, разворачивающиеся в капелле на фоне неонового креста с дискотекой из «восставших монашек» (воспрявших, так сказать, ото сна ради исполнения ритуалов плодородия и жизни на фоне огней церковной святыни).

более фрагментированный и клиповый, первый эпизод сериала производит очень качественное и позитивное впечатление, не только сквозным и всепроникающим юмором, но и изящной манерой постановки сцен, из которых ушла барочная тяжеловесность многих эпизодов предыдущего сезона, будучи замененной, как ни странно, формами своеобразного визуального «классицизма»: более приглушенные краски, склонность к выстраиванию «пустоты» и тяготением к прямоте углов, колонн и пустоте заключенного в них пространства. как всякая история, включающаяся в уже существующие реалии, серия мозаичная и разделенная между разными персонажами и линиями – надо сказать, их многообразие никак не вводит в заблуждение и не запутывает, а очень гармонично располагается рядом друг с другом.

церковный кризис: собственно, это и есть содержание первого эпизода с очередной неудачей в «воскрешении» папы пия – прямым следствием является созывание очередной курии, на которой должно выбрать нового папу, коего – с большими трудностями, в тридцать пятом круге, таки выбирают. вся проблема в том, что он оказывается францисканцем, что влечет за особой специфические последствия, о которых эпизод повествует с завидным юмором. это было самое короткое, хотя и перенасыщенное деяниями папство, во время которого врата райского сада открылись и закрылись снова, приглашение в райские кущи и изгнание из них произошло стремительно и насмешливо, юмористическим катком история проехалась по нынешнему действующему понтифику, чтобы разобраться с ним более-менее эффективно. после чего – встал вопрос, который требует скорого и безотлагательного решения: нет, ну всё-таки – кто будет новым папой?

с достаточной регулярностью во французском кинопроизводстве появляются картины, которые – при всей своей принадлежности к совершенно чёткому и понятному жанру, а именно детективу – претендуют на звание чего-то большего, и, в принципе, этому соответствуют. это не тот случай, когда условно интеллектуальное кино пытается покинуть рамки жанра, оставшись максимально абстрактной «драмой», а когда, пытаясь сохранять жанровые предписания и шаги, прилагает усилия к выхождению на новый уровень и отображения, и восприятия, и построения истории. одним из последних таких фильмов был когда уже вышедший «в следующий раз я буду стрелять в сердце», а теперь – вот этот, который предлагается переводить как первый вариант названия (апеллируя к английскому прокатному названию «oh mercy»), а на самом деле – со вполне вменяемым приведенным вторым названием.

подход, выбранный в фильме, никак не нов и не оригинален – но не для французского кино, хотя ведь и там встречается такое: жизнь городка – жизнь полицейского участка – поточные накапливающиеся и кое-как переваливающиеся дела, из которых потом внезапно выпрыгивает дело, захватывающее внимание всех, кого оно зацепило. так часто рассказываются азиатские детективы, чаще всего – японские, ведь именно для них условная «повседневность» рассказа предстает особенной ценностью. и когда подобный подход находит себе место в европейских реалиях – выходит что-то яркое, как этот фильм деплешена.

гнилой провинциальный и бог знает где находящийся городишко, постепенно превращающийся в руины, халупы, гетто и криминальную зону, становится местом в котором разворачиваются – самые банальные и малоинтересные события вроде дачи лжесвидетельств, пьяной поножовщины, разбоя, изнасилования на станции метро, поджога старой халупы и убийства старухи с последующим каким-то совсем уж убогим ограблением. рядом, вокруг этого, сквозь это – тема со-присутствия иммигрантов, преимущественно – арабско-африканского мира, которые – неотъемлемая реальность нынешнего дня (вроде сюжетной линии со сбежавшей из дому семнадцатилетней девочкой полусирийкой от отца-сирийца и матери-француженки, из котиорой пытались вылепить настоящую француженку, а она таковой быть совершенно отказывалась). в центре – начальник полицейского отделения в рубэ – явный уроженец магриба якуб дауд, вокруг которого – несколько полицейских, из которых выделяется один, переведенный в рубэ луи – пишуший нежный сыновние письма, но – не родителям, а своему духовному наставнику (луи – ярый и в то же время подверженный сомнениям католик).

просто и потрясающе выстроенная лента дает то, что так сложно найти в нынешнем кино, в особенно – в детективном жанре: отсутствие напряжения и драматизации событий. всё происходит максимально просто, естественно, то, что полиция в какой-то момент занята только одним делом – не отменяет остальной жизни и других расследований. в этой невероятной на первый взгляд ровности и плавности и истории, и персонажного поля, и способа рассказа – очень простая и никак не оригинальная мысль о том, что даже в таком унылом, обреченном и гнилом месте со всеми преступными знаками современной жизни возможен свет. человеческий, жизни, отношений, веры и т.д. при этом –картина никак не образец морализаторства, идеализации, прекрасночувствия и т.п.: стиль, близкий, скорее, к натурализму и документалистичности дает вроде мало поля для лирики. но ее тут практически нет (есть, естественно, без нее никуда), но это – не размашистые привычные мазки «лирического» поверх сюжета, это – скорее. то самый «свет», который силится видеть герой, как ему ни отказывают в этом глаза. и самый яркий свет начинает проступать во время изнурительного и открывающего самую черноту в человеке допроса об убийстве старухи. удивительный эффект.

банальность без тоскливости, примитивность без тошновторности, драма без поз и картинных сцен, декорации – без нарочитости. нерядовой детектив.

один из интереснейших и показательных фильмов, не в последнюю очередь обретающий свою красоту из-за своего звучания на фарси, – языка, которым сопровождается путешествие по индии (это ирано-французская картина, снятая в индии) двух персонажей, мужа и жены, ищущих «совершенного человека». искать будду в индии – да, это занятие не из простых, учитывая бесконечный поток рождений, смертей и перевоплощений, над которыми парят три миллиона богов. путь-поиск. в котором каждого из ищущих ведет что-то своё: героиня – верующая, герой – атеист и коммунист. любовь (как и ненависть) в глазах смотрящего: герой и героиня не просто путешествуют в поисках просветления, но и снимают каждый на свою видеокамеру – каждый то, что видит, но видение не означает узнавание подобного.

если бы это было просто документальное живописание путешествия, сопровождаемое закадровым изложением того, что герои находят, можно было бы сказать, что фильм несколько «припозднился», ведь после «индии-призрака» луи малля и его же «калькутты» прошло уже 37 лет, а индия перестала в некоторой степени быть мистическим загадочным местом, в начале 21 века выкарабкиваясь в несколько другое измерение. однако в фильме есть одна тенденция, начинающаяся откуда-то из условной трилогии жана-даниэля полле («средиземноморье» - «бассы» - «порядок») 63 – 73 годов и завершающаяся в 2008 году в картине жулио брессане и розы диас «крысиная трава»: превращение документального визуального ряда в натюрмортно-интерьерно-пейзажную инсталляцию, где наблюдаемые фигуры переходят в статус актёров, а «актёры» как играющие роли – растворяются в документированной реальности.

60-е были тем временем, когда документалистика массировано открывает для себя художественность фиксации, понемногу отмечая тот маршрут, по которому в дальнейшие десятилетия двинется журналистика, ставя перед собой не задачу донесения факта, а превращения его в историю и художественное произведение. а поскольку это – иранская картина (запрещенная для показа в иране, что с фильмами махмальбава случалось регулярно) – истоки находятся где-то там, в пост-персиянском мире, где в 1961 году ибрагим голестан снимает «огонь», превращая пожар на ахвазском нефтяном месторождении в один из самых масштабных документальных экшн-боевиков и заставляя безымянные фигуры стать «актёрами», над которыми – потрясающий своим актёрским мастерством – огонь. после, через два году, форуг фарохзад снимает «дом - чёрный», где документальная фиксация жизни прокажённых, мир-гетто, превратит в пространство, в котором за превосходство сражаются документ и эстетика, договариваясь, в конце концов, до равноправного положения, где эстетика позволяет себя проявить на уровне мизансцены и монтажной склейки, но еще никак не подчиняет себе протоколирование.

у махмальбафа идея ведет повествование – это очень идейный рассказ, начинающийся с железнодорожных колей, по которым никогда не ходят поезда (пока внезапно не появляется один) и заканчивающийся в водах ганга в варанази (а где еще, как не в «омега» бытия?). сомнения, ссоры и вся «майя» проступают и отступают, подобно тому, как на листке, нагреваемом над огнём, проступаю слова, написанные луковым соком. ничего сверхъестественного вроде бы – но фильм и не метит ни в него, ни – в объяснение истин мира. он фиксирует как трансформацию сознания, так и вообще возможность иной жизни (как и иного мира), хоть у всех жизней и всех миров – одно основание (прекрасно это иллюстрирует исключительно смешной эпизод, в котором европеец, уже больше десятка лет живущий в индии, анализирует отношение субъекта к тому, что shit happens с точки зрения различных религий; неудивительно, что это персонаж – немец). надо всем – тень мысли о том, что каждый шаг ищущего свой путь убивает муравья, вслед за чем идет вопрошание к богу, слышит ли он крики своих муравьёв? – вопрос, задаваемый богу, звучит непрестанно. а ответом на него служит только смех детей, после урока у своего гуру прыгающих порезвиться в воду с проплывающими мимо цветами и трупами – может ли быть иначе? – это ведь индия, где бог предпочитает богатых, но любит бедных. сильная, идеологическая и жёсткая картина.

вторая половина последнего сезона прошла под знаком нарастающего сумасшествия весьма веселого, пусть и несколько невротичного характера. наверное, было бы ошибкой сосредотачиваться на событиях каждого эпизода по отдельности: на каждую серию попадает не так много событий (впрочем, это было и так понятно с самого начала) – основной упор сделан на самые разнообразные и замысловатые мордобития, членовредительства, кровяшку и сардонический смех. сарказмом всё переполнено сверх всякой меры: противостояние-сотрудничество христа и гитлера достаточно легко и непринужденно переходят в господа бога, выедающего герою глазик, а тюлип с абсолютной лёгкостью перепрыгивает из постели одного персонажа к другому, не уставая при этом язвить, отстреливаться, отбиваться и проникновенно заглядывать в разнообразные «зеркала души». израиль, новая зеландия, австралия, америка, история бегства бога и судьба генезиса, апофеоз и смерть внука божьего, анусолицый юджин, стремящийся стать рок-звездой: всё, над чем можно было поиздеваться, здесь сделано – ярко-красочно и совершенно бессмысленно. сюжет перестал волновать сценаристов – увлёкшись выразительностью, они задействовали всё, что было в ассортименте, включая кухонный краник на месте откушенного собакой динго пениса, чтобы повеселить истосковавшуюся по издевательствам над святынями публику. (всё, конечно – под благим соусом утверждения веры)

финал вышел откровенно скучным и пафосным. стоило ли городить этот годами и десятилетиями разгороженный конец истории, которая началась с бодрого симбиоза в духе «achy breaky heart» и «after dark», чтобы практически ни с чем расстаться в конце над двумя бюргерскими могилками – всё это остается на совести сценаристов. возможно, надо было завершить эту бодягу побыстрее; и если так – возрождать историю дальше всё-таки не стоит.

там, где тема достаточно истоптана, всегда есть возможность проявить немного изобретательности и перевести зрелище в несколько другой аспект, придав ему необходимой свежести: видимо, именно так думал режиссёр фильма, которому было интересно снять фильм об экзорцизме, но при этом хотелось избежать неизбежных в данной сюжетной структуре жанровых ловушек. то есть – чтобы была мистика, но не выглядела как поделка по следам и следствие уже известных канонов. плюс к этому – ей бы неплохо выглядеть по-современному, а не попахивать нафталином старых картин на эту тему. корейское кино не так, чтобы очень богато «экзорцистскими» историями, в первую очередь всплывают разве что «священники» чжан чже-хёна 2015 года, да и то это была больше драма, чем мистика, больше психология, чем зрелищность (пусть психология тоже бывает очень эффектной в кино). однако, принимая во внимание то, насколько большое значение имеет католицизм в южной корее, влияя на мировосприятие и всё проистекающее, вполне логично предположить, что и это церковное явление должно вызывать интерес и желать воплощения на экране.

поэтому – было найдено простое и одновременно гениальное решение, позволившее тему изгнания демонических сил из несчастных человеческих созданий вывести на новый уровень, причем, судя по финалу ленту – с хорошим заходом на вторую картину. если из экзорцистского сюжета сделать – более широко взглянув на вопрос – мистико-боевиковую историю о сражении с потусторонним, старающимся вторгнуться в жизнь этого мира и разрушить его изнутри, переплавив религиозные символы с элементами современной поп-культуры и исключив обязательность «веры» как залога победы, да еще не ограничиваться стандартными стереотипами о слугах диаволовых, то получается очень даже забойно, интересно, динамично и увлекательно. истоки зла и причины, по большому счёту, как и история персонажа, обрамляющая рассказ, особо не интересует: это есть, сюжетные швы не слишком грубые, но и не настолько навязчивые, чтобы рассказ зависал и уходил куда-то в сторону. но главное внимание при этом отдано именно сражению с демоническими силами – эффектному, многоплановому, с интересными находками визуального плана. то есть – всё-таки боевик, а не заунывный рассказ о битве бобра с ослом.

характерна центральная коллизия, в которой самой сильной экзорцистской фигурой оказывается персонаж, максимально далекий от религии, который часть священнического облачения одевает наполовину как франт, наполовину – по обязанности; точно так же он – «верующий», пусть вера его и начинается с ненависти к богу, не сдержавшему своего обещания. плюс к этому – особая система видения мира, в котором условное «зло» есть помехой, которую нужно устранять в поединке ценой собственной крови (оружие героя – стигмат, проявившийся после возвращения домой в корею). мир, родина, куда возвращается герой – изначально «доброе» место, в котором вполне естественно могут сосуществовать верующие в бога, неверующие и поклонники старых архаичных верований вроде шаманизма, одно вполне позволяет существование другого, но в целом – это мир доброй гармонии. где явление зла – знак вторжения извне. бороться со злом – это как очищать собственный дом от пришлых и их тлетворного влияния, как мораль – вполне очень даже ничего. интересно то, что никаких дьявольских рогов и копыт, никакой христианской изобразительности – в источнике скверны сидит «зло» другой этиологии, это, скорее, дагон, а не сатана, и уже от этого становится интереснее. плюс – изгнание демона и очищение тела – никак не гарантия, что это тело окончательно очищено, находится под защитой светлых сил и т.д. в общем – хорошо сделан фильм, очень приятный мистический боевик.

эпизод словно бы погруженный в «море спокойствия», в «море лирики», где главный разбор событий, полётов и ситуаций связан если не с разнообразными чувствами, то с переосмыслением вопросов добра и зла. персонажи находятся на своих местах: тюлип и кэссиди – вблизи моссады, джесси, юджин и святой – в астралии, христос – вблизи готовящегося апокалипсиса, падший ангел – под присмотром мрачного араба и в предвкушении женщины. достаточное размеренное течение времени и событий не исключает побоище ангелов и демонов, с кровью, крушением имущества и прочими бесплатными «бонусами». помимо этого – в достаточном количестве окровавленные земли австралии (в лейтмотивом «язык мой – враг мой») и терзания иисуса христа, не то соибрающегося отправиться потусить в лас-вегас, не то – вернуться под присмотр «грааля» во всяком случае – с ним всё вполне нормально и естественно: вокруг же всё-таки пустыня, а в ней известно что ему полагается делать. ангелы и демоны на святой земле – те же самые ангелы и демоны, которые обуревают души в австралии, там, где цена добра и зла и та же, и перевёрнута на 180 градусов, как это показывает пример юджина. предательство нужно оплачивать, желательно кровью. ко всему прочему – это пятый эпизод, потому всё доходит до определенного апогея, отчего дальше, вероятно, будет, еще увлекательней.

сказать, что четвёртый эпизод отличился чем-то исключительным не получится – совершенно стандартное для данного сериала течение событий, состоящее из подготовки конференции ада и рая, последовательного прибытия в моссаду иисуса из небесных чертогов, а адольфа гитлера – из пекельных, назначения тюлип лакеем христа, загрызания кэссиди болтливого соседа-ангелочка, насаживания (как и было обещано) мучителя на винтовку и выстреливания мозгов, плавания на надувном плоту в австралию с последовательными ожогами и отгрызания акулами конечностей, простреливания земного шара из револьвера с целью более быстрого попадания на континент антиподов, грёз о вырезании вагины на голове и в душе, отпадающего эрзаца уха и прочих мелочей. всё – очень стандартно, всё - по расписанию, включая явление очередного наследника иисуса, готового к исполнению чечётки. ну и – перспективы того, что зис ворлд из он файр и в 2020 году человечеству угрожает тотальный апокалипсис. всё – очень мило, достаточно пристойно, с кровью и сепарированными конечностями.

достаточно странно то, что сериал не получил широкого распространения, ведь и история в нём хороша, и сьемки прекрасны. хотя, возможно, причиной тому стало то, что он – французский, а недоверие к французскому детективу (если это не сименон и не гранже) присутствует достаточно сильно, некоторое предубеждение, что французы нормальных детективов обычно не снимают, хотя «мёртвая зона», что первый сезон, что второй, могли убедить в обратном. тем не менее – «лёд» (если следовать оригинальному французскому названию, одноимённому с первым романом серии, начатой в 2011 году бернаром минье – которого в переводе превратили в «миньера») или «замёрзшие мертвецы» (если иди за названием, которое этому сериалу дал «нетфликс», купивший на него права) является исключительно интересным и ярким зрелищем, ярким, несмотря на то, что действие разворачивается зимой, во французских пиренееях. исключительно эффектные ракурсы, акцентированно нуарная атмосфера этой истории – без выходов в мистику, как это делает та же самая «мёртвая зона» - производят более чем благоприятное впечатление.

в том же самом году выходит на французские же экраны шестисерийный «богомол», смотря который сложно не найти переклички между двумя историями. несмотря на то, что в центре истории в «богомоле» находится фигура героини в исполнении кароль буке, он – всё же более «французское» (в негативном значении этого слова) зрелище: хромающая детективная линия, масса любования и патетических сцен, крайне лишних в жёстком детективно-триллерном повествовании, искусственность отдельных сцен. «лёд» в этом смысле более целостное, хоть и не более правдоподобное, повествование. мало того: в том же 2017 году выходит еще один французский шестисерийный же серила – «шале», который в некоторый степени находится посредине между достаточно слабым «богомолом» и эффектным «льдом». стилистическая завершенность в «льде» доведена до конца – начиная от подбора персонажей (герой, кстати, физиогномически очень напоминает автора самого детектива) и завершая тем, как продемонстрирована природа, во время, вместо и помимо линии событий.

традиционная история о маньяке-кукловоде развёрнута в театральных горных декорациях, с несколько сюрреальным присутствием диких животных, отрешенно следящих за происходящим, где место хищников посреди «первой природы» заняли люди, взяв на откуп всё, что касается страстей, инстинктов, жестокости и выедания из стаи себе подобных. у современных преступлений – глубокие корни (без этого, собственно, не обходится ни один из современных детективов – с того самого момента, как «ищи серебро» не превратилось в метафизические поиски). там, где высокие горы – наиболее приближенные к богу – творятся самые несусветные безбожные дела, поэтому понятия «добра» и «зла», «верха» и «низа» меняются местами, фигуры тасуются и подменяют друг друга, а решение детективной загадки начинается в тот момент, когда начинают сдираться маски.

история очень декоративно представлена – с театрализированными сценами, пугающей реалистичностью и инфернальностью мест преступления (нужно быть ведь очень трудолюбивым преступником, чтобы на вышке канатной горной дороги подвесить в виде распятого тела труп лошади и содрать с него шкуру, а голову поместить на церковный алтарь). первый эпизод эффектно начинается – и продолжает развивать сюжет настолько же ярко. местами повествование соскальзывает в стилистику брижит обер, хотя в целом старается демонстрировать приёмы жана-кристофа гранже. и это получается – смотрится сериал хорошо, если что-то и выбивается из общего ряда, то особая экзальтация, присутствующая от первого до последнего эпизода, всё сглаживает.