WANDERUNG

вероятно, за последние пару лет это будет – второй по интересности увиденный сериал (первым пока что остается непревзойденный «рассказы из петли»), который настолько сильно рвёт шаблон, что спокойно кладет на лопатки практически всё жанрово подобное широкоэкранное кино. безусловно, подобный подход – размещение в сериале более чем глубокого драматизма и осмысление неконвенциональных тем – уже неоднократно встречался, но чуть ли не впервые это сделано с такой глубиной в таком, казалось бы, эксплуатационном жанре, как вампирская история.

как минимум, сериал демонстрирует, что стандарт «нетфликса» может раздвигаться как-угодно широко, впуская в экранное пространство такие способы представления персонажей и идей, которые, по сути, несовместимы с развлекательностью. редко где вообще можно увидеть последовательно одна за другой потрясающие своей длительностью и неподвижностью «разговорные сцены», где персонажи только и делают, что обмениваются мыслями о смысле жизни / смерти. это – просто вызывающе «против течения» и дает невероятный поток свежего звучания.  плюс – это сугубо «разговорный» сериал. не в смысле того, что кроме бесед ничего не происходит – нет, тут как раз происходящего хватает на парочку неслабых боевиков, однако главный вектор остается непоколебимым: речь, говорение, сомнение, убеждение – всё выражено через слово, монолог и диалог. диалог, конечно, уступает монологу, но глубина, проникновенность речей здесь просто запредельные.

остров с чуть более чем сотней жителей становится местом масштабного практически апокалиптического действа, в центре которого находится священник и его «паства», каждый со своими верой / неверием, желаниями и страхами. сериал об этом – о вере, разочаровании, усталости, страхе, мужестве, религиозном ритуале и грехе. в конечном счете – о свете и тьме. это, можно сказать, «вопиюще этический» сериал, основную часть которого составляют проповеди и околопроповеднический дискурс. необычно – и магнетически затягивает. ну и, конечно. здесь есть смерти, кровь, мистика, преступления и вампиризм, есть даже – паломничество в святую землю.

подбор актёров потрясает своим качеством – ни одного расхожего и хоть как-то «усредненного» лица, только характерные и исключительно сильные драматические персонажи, среди которых горой возвышается хэмиш линклейтер в роли священника отца пола, вложивший, кажется, всё, что только было можно взять из актёрской игры в эту роль – его проникновенный масштабный монолог в конце третьего эпизода – это вообще бриллиант силы и убедительности, такой же, если не сильнее, чем у винса вона во втором эпизоде второго сезона «настоящего детектива» - сцены, которая, по сути, «сделала» атмосферу сериала.

до последних минут действие не прекращает разворачиваться, перемалывать персонажей и втягивать в разворачивающийся апокалиптический ужас на грани слэшера – и при этом давать ощущение присутствия при чем-то запредельном и метафизическом. исключительная сила и красота.

неожиданно очень приятное во всех отношениях камерное кино, в котором в равных долях смешиваются вера в религиозное, внеземное и загадочное – собственно, во всё то, что в большей или в меньшей степени соединяется в понятии «души», поскольку она, как всегда, является большими потёмками, а копаться в ее закоулках – одно из самых любимых человеческих занятий. в картине драма, мелодрама и комедия соединены в прекрасных пропорциях и это дает убедительный результат, позволяющий его смотреть как по отдельности так и «семейно». удивительно, но вот аткие простые истории еще очень даже возможны: рассказ о разочаровании, горе, примирении и исправлении вполне могут выглядеть современными и не натянутыми.

некогда ставшая популярной а ныне практически скатившаяся на дно кантри-певица возвращается домой после известия о смерти отца. отца, от которого она подростком сбежала, от тирании и т.п. – возвращается и с крайним недоверием узнает, что такое чудовище, оказывается, могло стать человеком. настолько, что его чтит чуть ли не весь городишко (естественно, что он называется «лост харт»). в городке – ее находящаяся на финальной стадии рака, но не сдающаяся мать-хиппушка и тоже кантри-певичка, только несостоявшаяся и отбывшая своё в психушке; сводный брат с синдромом дауна, усыновленный отцом, уже взрослый, как никто он горюет об утрате отца – потому что не с кем больше ходить на рыбалку и охотиться на бигфута; тётя, становящаяся для вернувшейся неким голосом коллективной совести; племянница, страстно желающая стать, как и тетя певицей и готовая продать душу дьяволу (перекрёсток дьявола как нельзя кстати находится здесь же); жених племянницы, боящийся потерять ее и поэтому уже с самого начала невзлюбивший внезапно свалившуюся на голову тётку; майло, священник, закадычный друг отца. ну и, конечно же, весьма в здешних местах изобильные нло.

кино, к которомуу лучше всего подойдет определение «милое»: и потому, что оно погружает события в своеобразный максимально идеализированный топос (еще немного – и от безвкусицы это стало бы слащавым проповедничеством); и потому что кантри-песнопения сами по себе милы, слезливы, донельзя банальны и, тем не менее, исключительно отвечают запросам этого современного американского бидермайера; и потому что вопрос о возможности переступить через собственную боль и обиду и всё же простить – это центральный вопрос этических дискуссий в рамках далеко не одной-единственной веры; наконец, потому что уж никак не красота, а доброта всё же может попытаться спасти мир. такое вот. ясно, что это – аллегорические-аркадийные фантазии. но на них есть спрос, и это кино отвечает не самым худшим образом. да, оно манипулятивное, но, в конце концов, практически все произведения искусства играют на струнах души как заправские таперы, так что не воспринимать этот фильм по такой причине – не самое правильное действие.

в первые же минуты – автобус с пятнадцатью замороженными мертвецами: не так часто сериалы настолько «заходят с козырей», не боясь того, что дальнейшее развитие событий может не уравновешивать начальный визуально-сюжетный удар. тут как раз тот случай, когда жан-кристоф гранже должен со страстью обгрызать себе локти и уши, что не он дошёл до этого, не он придумал такую историю, а два скромных сценариста, один из которых также стал и режиссёром. к сюжету первого сезона второй не имеет совершенно никакого отношения, кроме двух центральных и нескольких второстепенных персонажей, но – никаких историй, тянущихся из прошлого, никакого продолжения незаконченного – только хардкор и только новое расследование.

предыдущий сезон, кажется, еле-еле удержался на грани воодушевленной смотрибельности, всё же в нём были некоторые моменты провисания, когда в лучших традициях «новой волны» допускались какие-то слишком длинные паузы, которые обычно призывают думать о смысле жизни. поэтому с начала просмотра было опасение: всё-таки восемь серий – это не шесть, опасность еще больше. однако режиссёр сработал просто прекрасно, шесть серий «глотаются» одним махом; две последние – как это водится – отданы под финальную параболу, но и в них нет впечатления того, что вот, сделаем паузу, а затем побежим дальше. даже последняя серия – практически всегда бич сериалов – держит в напряжении до последних минут. и более того, нет традиционного разжёвывания произошедшего, поиска объяснения и тому подобного. поставлено несколько многозначительных тире и пауз в тех местах, в которых зритель всегда додумает быстрее сценариста, поэтому здесь зрителям не стали отказывать в удовольствии увидеть / услышать именно то, что они хотят, дав свободу договорить за персонажей.

сериал сильно затягивает во время просмотра – это не настолько частый случай, когда зрелище вовлекает и заставляет по-настоящему сопереживать и проходить с героями их пути, в некоторых моментах – намеренно ошибочные и противоречащие логике, но так достигается результат полного вовлечения. а здесь есть во что вовлекаться: исчезновения / похищения беременных женщин; обнаружение массовых захоронений; намеки на ритуальные не то казни, не то – подношения таинственным богам; ощущение то ли секты, то ли – сговора; доводящая до полнейшего истощения работа, в которой все персонажи просто тонут в количестве деталей, но с помощью которых нет выхода на преступника.

ясно, что это по-телевизионному экранно, нет никаких попыток имитировать «жизненность», но в этом и сила зрелища: созвучность ощущениям достигается не с помощью имитации обыденности и жизнеподобия, а в качественно прописанных портретах, настроениях, состояниях. также – с помощью восхитительно вживающихся в роли актёров. здесь нет тьерри лермита, но в паре с мари домпнье играет невероятная рыжая красавица одри флеро и эта парочка выглядит покруче любых других комбинаций. а учитывая, что большая часть событий разворачивается в тени / под сенью мон сен мишеля – эффект просто потрясающий. религия, материнство, поэзия, сиротство, подчинение, свобода – всё круто перемешано и из этого выкован великолепный сюжет, не вызывающий ни чувства усталости, ни отторжения.

парадоксально, но второй сезон норвежского сериала смотрится даже интереснее первого, при том, что шансов на это вроде бы нет: то, что должно здесь случиться – как следует из финала предыдущего сезона – очень предсказуемо, однако это не помешало сценаристам и режиссёрам сделать всё полагающееся, чтобы зрелище стало смотрибельным. у этом есть и свои преимущества, и недостатки, и – странно – но они присутствуют в равных долях, так что признать откровенно удачным или неудачным сезон не получится, но он хорош, насколько вообще это нестандартное зрелище может быть «хорошо».

та же самая эдда, те же самые персонажи, но только продолжается углубление взаимопроникновения пространства мифов и пространства современности, из чего выплывают неизбежные конфликты и противостояния, которые сериал умудряется решать в двояком ключе: канва – это одновременно и связь с мифической архетипикой, и – озвучивание многочисленных проблем современности, главной из которых, естественно, является отчуждение. чего-чего, а его здесь представлено сверх всякой меры.

сценаристы, вероятно, отбросили попытки придать действию на экране масштабный характер (хоть его тень никуда не делась) и сосредоточились на диалогически-полилогическом развитии сюжета: здесь много общаются, много выясняют отношения, а сама эдда как локация и фон отступила – по сравнению с предыдущей частью истории – на второй план. главный акцент – на героях. это хорошо – есть более объемное представление о каждом, но при этом – нет чувства инферно, нависающего над городком и становящегося тенью прошлого / будущего, которое снесет всё, что как-то поддерживается в жизнедействии. то есть – с точки зрения разворачивающегося сюжета – всё очень четко и последовтаельно, пусть временами, конечно, поступки вызывают множество вопросов, но при этом – нет того, что куда как больше суеты героев, пусть это боги и великаны.

несмотря на то, что магне / тор остается главным героем сериала, больший упор сделан на лауритса / локи. реализуя в персонаже локи трикстерность в том числе как гендерную диффузию, сценаристы обошлись без ангрбоды – и ёрмунганда локи рожает сам. ну – как рожает? – хирургическим путем его извлекают, а вот дальше начинается, конечно, то, что наводит на смех, хоть для норвежцев всё серьезно. вообще – получилось зрелищно, хотя без ощущения холодного великолепия и какой-то архаичной силы, что было в предыдущем сезоне. и, конечно, намного слабее пока еще лучшего, что снято на тему тора, «бога грома» андре овредала.

в противоположность предыдущему эпизоду – упор не на мистику, ужасы, чудеса и прочее столоверчение, а на событийный пласт, в котором, кажется, напряженности даже больше, чем в колдовской мишуре: герой-священник, скрывающийся в сирии (страсти в пустыне), продолжающиеся и развивающиеся события в виде «ионы в чреве кита» (вообще, интересно смотреть на этот сериал, когда в каждой из серий накапливаются и соединяются визуализации религиозно-библейского плана, иногда интерпретированные очень неортодоксально); героиня, не то прячущаяся, не то – сбегающая от мертвецов и призраков и за которой, в свою очередь, ведет свою охоту сребреник, появляющийся из рыбьего брюха.

серия с полным правом могла бы претендовать на звание полноценного боевика, настолько динамично и активно разворачивается действие, при этом не теряя связи с мистически-кошмарной составляющей. сны, до того ярко представленные в пятом эпизоде, ппродолжаются и здесь, причем – это настолько яркая визуализация, что в ней поспорить по степени категоричности форм может разве что аналогичная из прошлогодней бомбической киноаллегории «платформа». прекрасная аллегория церкви и религии, превратившейся в культ потребления святынь и «блага»: это настолько кратко и проникновенно, что мало какие изыски могут с ней поспорить.

и – заметно, как, не теряя динамизма, сезон готовит почву для финальных двух серий, в которых история должна дойти до какого-то завершения. религия, война, потребление, секс: все четыре составляющие цивилизационного упадка представлены, как нельзя лучше и последовательней: война порождает отчаяние, секс ведет к смерти, религия есть наисильнейший яд и самая глубокая топь, потребление равносильно самоуничтожению. минимум средств, максимум динамики – и эффект обеспечен.

неожиданный и яркий испанский сериал – очень неожиданный и очень яркий, демонстрация которого должна завершиться ближе к концу января, когда будет показана последняя 8 серия. и если в течение следующих эпизодов дело будет продолжаться так, как оно было начато, сериал, вероятно, станет одним из самых мощных порождений тв-индустрии, где бы соединилась мистика, ужасы и экшн наполовину с мелодрамой.

несмотря на то, что для всех эпизодов, скорее всего, будет иметь значение одна заявленная с самого начала сквозная линия – с монетой, одной из 30 сребеников, заплаченных иуде, одна серия – это завершенная история. в данном случае – это очень сильно «по мотивам» представленный г.ф. лавкрафт в одном из лучших своих литературных проявлений, перенесенный а измерение современной испанской, но – глубинки, со всеми вытекающими последствиями. даже если бы не было актёров, в которых физиогномически узнаются испанские типажи, сам сюжет мог бы появиться только в латинском ареале. эпизод начинается с того, что корова рожает человеческого младенца – и жизнь после этого уже никогда не будет прежней.

один из центральных персонажей – священник-бывший экзорцист, изгнанный из рима максимально далеко (конечно, можно было бы еще дальше, но власть ограничилась латиноязычным, да еще и европейским, ареалом) за свои «грехи», проведенный ритуал изгнания демона, вследствие которого одержимый погиб, но перед смертью извлек из-под кожи иудину монету, которая из ада вышла через его душу. что это за монеты. почему они так важны, зачем священнику в церкви нужен целый арсенал оружия – эпизод и история не проясняют, но это и не требуется. исключительно динамическая сменаа событий, масса жестких церковных и кровавых ритуалов и обстоятельств, несколько сюрреализированная с помощью визуальных эффектов атмосфера: всё работает на создание пространства нагнетаемого ужаса и грядущего конца света. выглядит шикарно.

тот случай, когда действительно не стоит доверять мнению – у норвежцев с «нетфликс» в этой второй попытке сотрудничества получился очень крепкий сериал, соединяющий в равных долях темы глобальной озабоченности экологией, осознание утвердившегося в мире и ненарушаемого классового разделения общества, даже крайне демократичного и либерального, темы взросления и «наследования» мира от предыдущих поколений и – освежения культурной памяти о об обеих «эддах», главным образом, конечно, о старшей, которую, естественно, никто иначе, как страшная, и не называет.

городок эдда, в котором с гордостью заявляют, что он стал последним, принявшим христианство, располагается в одде, где происходили сьемки сериала, и он этого достоен: глядя на горы, ледник, фьорд, бесконечное небо и невероятные лесные массивы, сразу понимаешь, что, если о чем можно и думать, ассоциативно вписывая в ландшафт, так это о неких древних песнопениях с персонажами (несколько раз персонажи разговаривают не то на древненорвежском, не то – древнеисландском), но вряд ли о христианстве.

в это место переезжает семья, мать с двумя крайне непохожими сыновьями, один из которых – большой и флегматичный дислексик, а второй – живчик с примочками эко-культуры. далеко ходить не надо, чтобы сразу же понять, что это как бы тор и локи, но сериал делает всё максимально мягко, отстраненно и без акцентуации. как, например, прекрасно в смысле мизансцены обставленная встреча тора и вёльвы.

сериал – никак не прямое перенесение «эдд» в современные реалии, из персонажей сделан определенный подбор, который как раз наилучшим образом соответствует в первую очередь – социальному расслоению, плавно переходящему в противостояние великанов и богов. великаны здесь тоже присутствуют, путь от обычных людей анатомически вроде бы не отличаются, первый среди них – ётун видар, глава предприятия, регулярно попадающего в экологические скандалы. борьба с великанами – это своеобразное иносказание к преодолению социально устоявшихся моделей чинопочитания и благоговения перед «высшими классами», процесс, знаменующийся множеством сопроводительных явлений.

в сериале предостаточно всего, убийств, борьбы за экологию, лирических страстей и вопросов жизненного выбора. завершенный достаточно открыто, он предполагает, безусловно, второй сезон, но главное – смотрится исключительно увлекательно именно как скрещивание совершенно вроде как несовместимого архаического героико-эпического нечитабельного материала и современности. хорошая задумка – и очень яркое визуальное воплощение.

показанный с середины августа до середины октября, научно-фантастический корейский сериал был достаточно быстро «вписан» в парадигму «чёрного зеркала», хотя мнение режиссёра несколько отличается от такого упрощенного видения, да и тому есть достаточное количество оснований. первый эпизод больше всего напоминает расширенную версию второй новеллы из альманаха «книга судного дня», только вместо андроида-монаха – андроид-медсестра. несмотря на то, что «чёрное зеркало» появилось в конце 2011 года, а корейский фильм – в середине 2012-го, уже там было видно, насколько подход кардинально отличается, делая максимально сильный упор на этическое прочтение взаимоотношений человека и технологий, этика с выходом на разрешение неразрешимых вопросов на грани морали и трансцендентности.

из мелких черт складывается образ общества будущего, в котором центральное место занимают всё новые и новые больницы, в которых предоставляется персонализированный уход с помощью роботов (социально-экономическая подложка из этого никуда не девается: разные финансовые (не)возможности определяют, какая версия робота будет ухаживать). что случается тогда, когда вследствие сочетания факторов в сознании андроида происходит качественный скачок, который заставляет его сделать выбор между пациентом, за которым он ухаживает и его родным, который страдает. если забота за больным становится причиной угасания жизни человека – достаточное ли это основание для того, чтобы избавить здорового от страданий больного?

густейший заворот идей, простирающихся от всепроникающего технологизма до исчезновения классической культуры, от сказки о белоснежке – до истории каина и авеля, от убийства – до желания собственной смерти (и места бога в этом желании): эпизод и его история в полной мере срывают крышу и потрясают размахом постановки проблемы. на которую – в хорошей традиции корейского кино – не дается однозначный ответ, вернее, зрителя напрямую этого ответа лишают, оставляя в одиночестве разбираться со своим условно богатым внутренним миром и живущими в нём демонами.

фильм, который можно назвать «неочевидным шедевром»; индийский продукт, который абсолютно не вписывается нив какие каноны представлений об индийском кино, хотя в нём присутствует всё – реалии, персонажи. мировоззренческие позиции, разве что – нет песен и плясок. несмотря на то, что это – один фильм, в нём три части, но при общей альманаховой структуре, картина остается совершенно целостным рассказом, где три линии – девушки-фотографа, монаха, маклера – сходятся в одной точке, которая заявлена в момент появления эпиграфа и названия фильма.

парадокс корабля тесея – долго хранившегося, перемещавшегося, приходившего в негодность, на котором заменяли доски и части до тех пор, пока ничего не осталось от первоначального корабля – формулируется как «если все составные части исходного объекта были заменены, остаётся ли объект тем же объектом?». от этого начинается история, рассказывающая о фотографе, слепой, занимающейся своей профессиональной деятельностью с помощью многочисленных приспособлений, заменяющих глаза и взгляд (парень относится к числу таких); но после операции по пересадке роговицы глаз, вынужденный видеть, отказывается становиться инструментом создания искусства. в этой точке история идет дальше – и перепрыгивает на монаха, гуру, который отказывается признавать постепенно съедающий его печень цирроз, отказывающийся от лекарств и пытающийся последовательно идти по своему духовному пути – вплоть до добровольно признанной смерти, однако в некоей точке, предшествующей точке невозврата, всё же решается на лечение и пересадку органа. далее – парень, который только что перенес операцию по пересадке почки, однако узнает в больнице, что есть человек, которому провели операцию по удалению аппендицита – и заодно прихватили почку, которую можно выгодно продать; занявшись расследованием, он находит искомую почку в новом теле – уже в швеции и пытается «вернуть ее законному владельцу». в финале три линии сходятся в одну в предсказуемом, но достаточно неожиданном пункте, где их ожидает исследование горных глубин, туннели, открывающие путь к свету.

фильм очень последовательный, гладкий и ровный, избегающий истерик и повышенного градуса трагизма, но при этом отличающийся исключительной драматичностью перипетий (вторая часть фильма с монахом, особенно в период его медленного умирания, – это непередаваемое по силе впечатление от игры и правдоподобности актёра нираджа каби), которые снова и снова ставят один и тот же вопрос о парадоксе идентичности, подобия, «той-самой-себя-самости», которая ведет к поискам собственного «я». фильм-самоидентификация, фильм-поиск реальности истинного бытия и понимания собственной сущности. майя, кажущееся, – и истинное; путь – и верность ему; осознание себя человеком – даже при внутренней неполноте. мелькающая вокруг и сбивающая с толку жизнь; страдание людей, которое прямо параллелизируется с муками животных, поставленных на службу человеку; неизлечимость и неспасаемость человеческого существа, стремительно летящего по своей воле в собственную бездну. в конце концов – я и другие, которые есть отражение я, мера целостности и идентичности. запутанный клубок вопросов и вариантов решения парадокса, тем не менее, выглядит очень ясно и совершенно понятно.

как это было с «орфеем и эвридикой», одна история (либретто раньери де кальцабиджи по трагедии эврипида) имеет два воплощения: оригинальная венская постановка на итальянском языке – и парижская, соответственно, на французском. в общих чертах история одна и та же: умирающий фессалийский цатрь адмет, молящая о его спасении алкеста, воля богов, изреченная аполлоном: царь выздоровеет, если кто-то отдаст за него свою жизнь. видя, что никто этого не сделает, алкеста обещает свою жизнь, прощается с детьми. выздоровевший адмет, узнав, что пообещала его супруга, решает отправиться в подземное царство вместе с ней – после этого начинаются разночтения: в венской постановке у врат подземного мира, когда пара уже готова в них войти, с небес спускается аполлон и провозглашает, что боги изменили своё решение и все останутся живы; во французской версии – адмет догоняет алкесту, но бог танатос уводит ее, адмет рвётся последовать за ней, однако подоспевший геракл удерживает его и идет сам, а в подземном царстве, сразившись, выводит акесту из царства теней.

с «алкестой» связывают так называемую «реформацию оперы» глюка: через два года после первой постановки опубликовав текст, он сопровождает его своими теоретическими размышлениями, в которых говорит о необходимости перемен в стиле оперы – вполне конкретных: увертюра не является полностью самостоятельной, а начинает продолжаемые темы в опере; из оперы изымается «ария да капо» (трёхчастная форма), а внутри арии – минимизируются повторения текста; различия речитатива и арии должны быть ликвидированы в пользу песенного звучания текста, соединяющегося в целостности с мелодией; партии инструментов и солистов максимально регламентируются без необходимости проявления вариаций или особой виртуозности; музыкальный план упрощается в пользу ясности партий и мелодий. чуть позже у россини, например, регламентация будет доведена до абсолюта: разные исполнения приводят к практически идентичным результатам (по крайней мере, пока что так опыт прослушивания и говорит).

венская постановка обходится без геракла, парижская – без исмены, наперсницы алкесты; в вене было двое детей – с голосами (они были, правда, убраны на премьере), в париже – два молчаливых визави алкесты. в обоих случаях обошлось без солистов-кастратов (хоть для постановки в вене в 1770 году всё же партия адмета была переписана под джузеппе милико). опера в обоих случаях – гармоничное сочетание сопрано и теноров на фоне массированного блока из баритонов-басов (2-2-4) плюс – солисты хора (по одному сопрано, от-контр, баритенор, бас), хор – своеобразный «знаменатель» истории, функция античного хора в полной мере, неслучайно ведь первая остановка называлась «алкеста. трагедия».