
не видев первой части, всю вторую, два с лишним часа, просидел с полуприподнятыми бровями от того, что разворачивается на экране. енот-параноик, всё время называемый лисой / собакой / хорьком – это было самое простое и естественное, что могло произойти здесь. немного поскрипев воображением, можно было принять и планету эго, помесь хиппи и психодел-эстетики, равномерно размазанные не то по фрактальным кривым, не то – по поздневикторианскому стим-панку, изобильно пытающемуся имитировать венское здание
сецессиона, мутировавшего в
альгамбру. к визуальной части претензий нет совершенно никаких – она самодостаточна и прекрасна тем изобилием, которое призвано служить самоцелью в культурно-экономическом контексте перепроизводства и недостаточной покупательной способности (даже бокс-оффис фильма демонстрирует эту тенденцию). немного, конечно, странновато было наблюдать шуточки по поводу
дэвида хассельхофа (он, конечно, та еще фигура трикстера и посмешища, но чтобы всё время вспоминать стёб а ля «
крила одягає іво бобул – всім допомагає іво бобул», не, к этому я не был готов).
галактика побоку – главные вопросы располагаются в личных проблемах, коренящихся в семейной ur-szene и другой ногой – в античной мифологии, что, собственно, одно и то же с точки зрения не то фрейдизма, не то юнгианства (а, по большому счёту, до 1913 года, когда фрейд и юнг окончательно разбили горшки – одного и того же). эго, он же – отец питера квилла, мгновениями, а еще точнее - способом своей гибели, дает понимать то, что до того было проговорено в более размытых метафорах и показано – в более конкретных: мифология хроноса, пожирающего своих детей лезет изо всех щелей, что, в свою очередь, дает ключ к понимания того, чем является фильм, во что метит этот диковатый сюжет.
поскольку за небольшим исключением всё разворачивается на планете, которая есть одно существо, непреодолимо стремящееся к целостности и равновесию (е только в себе, но и вокруг себя, а других планетах), мы имеем дело с сознанием, раздираемым противоречивыми желаниями и стремлениями, подавляющим из которых является форма шизофренического всепоглощающего потока власти. разум есть в данном случае структура бытия, стремящаяся к гомогенности, выравниванию всех своих форм проявления (сиречь – «медиумов» онтологического дискурса), что в финале должно привести к уравниванию сил, одно- и разнонаправленных, и – остановке времени. бог (селестиал) стремится ко всеподавляющей универсальной и идеальной власти – власти и к саморасширению, самодовлению и самовластности, то есть – к овладению пространством и времени, которое тогда может по-настоящему называться бесконечностью. его ошибка – привлечение «другого», якобы сына. как если бы хронос сожрал всех деток, а зевса оставил, а затем привлёк на свою сторону. но у зевса / питера окончательно закрепившаяся в момент смерти матери стадия оральности, которую ничем не заставить перейти в анальную или генитальную (особенно когда предмет воздыханий зовётся гоморра), всё, на что он способен – словесно испражняться и поглощать словесность в виде музыки.
через весь фильм красной нитью проходят разговоры о пенисах, их размерах и вагинальном сексе – в сопровождении бесконечных символических знаков кастрации (отрезанный палец ноги одного из опустошителей становится апогеем апофеоза); слабый противовес составляют несколько фрагментов о ненависти дочерей к отцу. подростковая сексуальность истерически ищет своего выхода, готовая крушить всё на своём пути (желательно максимально ярко, красочно и эффектно), но – с заунывно однообразными фриктивными действиями. сознание субъекта (стивен / эго / планета) одержимо утратой первого секса с матерью, лишено «груди», к которой может прильнуть, ненавидя из-за этого весь мир. разборки в сознании на уровне «родитель (эго) – ребенок (стивен)» не приводят ни к чему: взрослых ведь здесь нет. удовлетворение наступает только в тот момент, когда совершается отцеубийство: сначала фактическое (уничтожение эго), а затем и символическое (погребение йонду удонта). но ничего не кончено, развитие не продолжается – «стражи» ведь вернутся, как обещают финальные титры, то есть подростковость мы еще не переработали))